Эм и Эш.
Брат, это что-то... Странное получилось. Я не знаю задумки, я не знаю ничего. Одна музыка, 101 рисунок артовский, по которому это написано. Что-то большее или меньшее, совсем непохожее. Навеянное Сэйджо и твоей страничкой на Самиздате. Что-то.
Тебе. Любимому.
читать дальше
I
Каждый...
Я вхожу в комнату...
Ветер рвал рубашку на мне, путал светлые волосы. Луг был зеленым, огромным. И живым. Трава качалась под стихией, цветы осыпали пыльцой мои пальцы, если я касался до них. И кожа становилась солнечной. Желтой. И так смешно было эту желтую радость приносить тебе, лежащему в прохладе зелени под тенью дерева. Единственного на это огроином лугу.
Ветер путал свтелые волосы, рвал рубашку на мне.
Ты открывал глаза, у тебя глаза отражали разноцветное небо - голубое и белое, синее и с серыми тучами. Тучи плыли низко, волокли за собой предгрозовую свежесть, но ты лежал по-прежнему все так же - заложив руки за голову, с травинкой во рту, закинув ногу за ногу и изредка ей покачивая. На тебе была серая рубашка, развязанный галстук, и пиджак лежал рядом.
Так смешно было эту желтую радость приносить тебе. Уходя от туч, входя в твою тень, в рваные кусочки тени от солнца, что скоро поглощено будет, в шумящие листья дерева.
Трава качалась под стихией.
А луг был живым.
Птицы кричали очень громко, улетая от первых молний, ветер уже готов был выгнать нас отсюда, как полил дождь. Капли неслись к траве изумрудной, били по нашим лицам, волосам и ладоням, смывая с меня эту желтую радость.
Что так смешно было приносить тебе.
Белые и черные птицы улетали.
Ты сидел, раскинув ноги и опирался о руки. И я смотрел, как липнет рубашка к тебе, и как ты закрываешь глаза, чтобы с ресниц прозрачная вода стекала по щекам к открытому горлу, под воротник. И все вокруг было темным и страшным. Накинутый пиджак я зставил тебя одеть полностью. Холодный ветер рвал рубашку на мне.
Путал твои волосы.
II
Каждый день...
Я вхожу в комнату по утрам и вечерам, я....
Освещенные нежно-розовым плитки тротуара казались мне сказочной мозаикой. Теплый ветерок смахивал пыль с наших плеч, кимоно были праздничными. Красивыми. Сшитыми где-то там на заказ. И круглый веер тоже был красивым в нашей руке. Мы держались за одну ручку и шли.
Ветки сакуры были темно-коричневыми, почти черными.
Освещенные нежно-розовым облака казались мне сказочной мозаикой.
Теплый дым вился от земли, потому что было по-весеннему впервые тепло. У тебя в руке еще был зонт, чтобы розовые лепестки не падали нам снегом на головы. Ты держал его прямо, прямо шагая и прямо держа спину. Ты был красив в этом красивом кимоно. Сшитым где-то там на заказ.
Ветки порой цеплялись за рукава кимоно, если мы проходили очень-очень близко от них. А цветы на ветках были сияющими, как будто бы из другого мира, розовые внутри, они к кончикам белели, потом покрывались синей и голубой каймой, светились и искрились. И это было прекрасно.
-Знаешь...
Освещенные нежно-розовым наши ладони порой были и темно-розовыми, потому что на них падала тень от деревьев. Потому что темный ветерок стремился показать жизнь. И что весна только-только распускается.
-Разве весна наша стихия?
Я поднимал голову и смотрел на тебя, ожидая ответа. А ты кивал медленно головой, на палец тебе садилась желтая птичка, пропевала какие-то звуки и улетала.
Освещенный нежно-розовым теплый ветер обрамлял ветки сакуры.
III
Каждый день, если я жив...
Я вхожу в комнату по утрам и вечерам, я жду, что Ты....
Я еще сплю, когда ты уже на кухне что-то готовишь. Так - на скорую руку. Зеленые занавески колыхаются под летним ветром, в квартире жарко, душно, почти - невозможно. И просыпаться тоже не хочется.
Мне снится, что ты лежишь в воде, протягиваешь руку аисту, и он касается длинным клювом твоей ладони.
На кухне еще жарче, потому что там кипит чайник, там вообще невозможно находиться - но ты находишься, делаешь что-то, расставляешь чашки, в зубах у тебя ложка, в руках - сахарница. Время coffe. В белых кружках. Маленьких таких. Пусть ижарко, но coffe - на клетчатой скатерти.
Мне снится, что я лежу по другую сторону озера, тоже в воде - голубоватой и мертвой. Потому что она не течет никуда. Озеро стоит. И будет стоять еще очень долго, потому что аист дотрагивается до твоей ладони, а не шагает на длинных ногах к берегу и не ведет за собой воду.
Тосты, масло, варенье. Ты садишься на разделочный стол, прикуриваешь и вытираешь испарину со лба. Волосы прилипли к вискам, и это тебя немного раздражает. Ты прикуриваешь и вытираешь испарину со лба.
На тебе болотно-зеленая одежда. Она в мелком рисунке цветов. А длинные камыши скрывают тебя с берега, и поэтому ты не беспокоишься. Протянутая рука и мерный звук тишины в твоих ушах - твой образ на эту секунду. Пока белая птица стоит над тобой.
-Тебя дого ждать?
Я просыпаюсь как раз в тот момент, когда мои глаза открываются во сне. И я сажусь на кровати, вытираю испарину со лба, и это меня немного раздражает. И я иду вниз, чтобы увидить, как маленькая белая птичка на твоей ладони дотрагивается клювом до кожи.
-Все замирает?
IV
Каждый день, если я жив или мертв,...
Я вхожу в комнату по утрам и вечерам, я жду, что Ты будешь в ней, потому что я один в ней по утрам и вечерам, если я жив или мертв....
Ты болен, и у тебя из горла идет кровь. И я смотрю на алый закат в нашей кухоньке с зелеными занавесками и разделочной доской, на полу валяется вееер и зонтик - еще с весны нами купленные. На тебе болотно-зеленая одежда, развязанный галстук в мелком рисунке цветов, пиджаком ты накрыт, как и моими руками. Ты в моих руках на полу. Голова твоя на коленях. Из окна открывается вид на луг - зеленый, огромный. Живой.
Ты болен, и у тебя глаза едва приоткрыты. И ты смотришь на белую птичку и желтую птичку, на свое праздничное кимоно. Сшитое где-то там на заказ. На мне мое праздичное кимоно. Сшитое где-то там на заказ. Пальцы мои на твоей груди. Я тебя обнимаю. Глаза мои едва ли будут закрыты, потому что пальцы нервно тебя успокаивают и вытирают испарину с твоего лба. А тебя это раздражает, но далекие раскаты грома и первые молнии заставляют улететь желтую и белую птицы.
Ты болен.
На твоем горле красный тонкий и узкий шарф.
Я болен.
И я говорю тебе медленно, как ты кивал мне весной:
-Знаешь, каждый день, если я жив или мертв, я вхожу в твою комнату по утрам и вечерам, я жду, что Ты будешь в ней, потому что я один в ней по утрам и вечерам, если я жив или мертв...
И ты киваешь медленно, как ты кивал мне весной, и просишь нагнуться пониже.
-Добрый вечер. @ Earl Grey.
V
Каждый день, если я жив или мертв,...
Я вхожу в комнату по утрам и вечерам, я жду, что Ты будешь в ней, потому что я один в ней по утрам и вечерам, если я жив или мертв....
А тебя там нет.
Каждый день...
Ты будешь...
По утрам и вечерам...
Каждый день...
Ты будешь...
По утрам и вечерам...
Каждый д...
Я еду в вагоне метро, потому что уже красный закат. И вспоминаю, как было ли когда-то, что ты лежал у меня в руках, и мы теребили красный узкий длинный шарф на твоем горле, из которого шла кровь.
Я еду в вагоне метро...
Было ли когда-то, что осенниие листья казались мне красными яблоками?
А для тебя я готовил зеленых светлячков, чтобы высыпать их на озеро, ожившее потому, что аист перебежал на берег.
А я скучал.
Тебе. Любимому.
читать дальше
Каждый день...
Я вхожу в комнату...
Я вхожу в комнату...
За круглым столом собрались
Короли
В надежде ответы найти
Решить все вопросы.
...
-Господа, вы забыли о том
Что это игра.
Ведь королева всего лишь
Грустна. © Earl Grey
Я не буду
Виновником ссоры
Высшего света -
Бессознательных
С собственным Я.
Мы выпьем вина
Как приятели,
Водкой закончим -
Уже как друзья. © Сэйджо
Я задеваю чашки
Край сколотый -
Проливается
Чай...
Ты улыбаешься,
И твоя улыбка -
Чистое золото...
Расстегиваешь
Рубашку -
Соскальзывает
С плеча...
Поднимаешь
Голову,
Смотришь гордо...
Я под твоим взглядом
Ощущаю себя букашкой
Или на холод
Выброшенным
Нагишом...
Но знаешь, когда ты
Так улыбаешься,
Мне тем не менее
Хорошо) © Сэйджо
Короли
В надежде ответы найти
Решить все вопросы.
...
-Господа, вы забыли о том
Что это игра.
Ведь королева всего лишь
Грустна. © Earl Grey
Я не буду
Виновником ссоры
Высшего света -
Бессознательных
С собственным Я.
Мы выпьем вина
Как приятели,
Водкой закончим -
Уже как друзья. © Сэйджо
Я задеваю чашки
Край сколотый -
Проливается
Чай...
Ты улыбаешься,
И твоя улыбка -
Чистое золото...
Расстегиваешь
Рубашку -
Соскальзывает
С плеча...
Поднимаешь
Голову,
Смотришь гордо...
Я под твоим взглядом
Ощущаю себя букашкой
Или на холод
Выброшенным
Нагишом...
Но знаешь, когда ты
Так улыбаешься,
Мне тем не менее
Хорошо) © Сэйджо
I
Каждый...
Я вхожу в комнату...
Ветер рвал рубашку на мне, путал светлые волосы. Луг был зеленым, огромным. И живым. Трава качалась под стихией, цветы осыпали пыльцой мои пальцы, если я касался до них. И кожа становилась солнечной. Желтой. И так смешно было эту желтую радость приносить тебе, лежащему в прохладе зелени под тенью дерева. Единственного на это огроином лугу.
Ветер путал свтелые волосы, рвал рубашку на мне.
Ты открывал глаза, у тебя глаза отражали разноцветное небо - голубое и белое, синее и с серыми тучами. Тучи плыли низко, волокли за собой предгрозовую свежесть, но ты лежал по-прежнему все так же - заложив руки за голову, с травинкой во рту, закинув ногу за ногу и изредка ей покачивая. На тебе была серая рубашка, развязанный галстук, и пиджак лежал рядом.
Так смешно было эту желтую радость приносить тебе. Уходя от туч, входя в твою тень, в рваные кусочки тени от солнца, что скоро поглощено будет, в шумящие листья дерева.
Трава качалась под стихией.
А луг был живым.
Птицы кричали очень громко, улетая от первых молний, ветер уже готов был выгнать нас отсюда, как полил дождь. Капли неслись к траве изумрудной, били по нашим лицам, волосам и ладоням, смывая с меня эту желтую радость.
Что так смешно было приносить тебе.
Белые и черные птицы улетали.
Ты сидел, раскинув ноги и опирался о руки. И я смотрел, как липнет рубашка к тебе, и как ты закрываешь глаза, чтобы с ресниц прозрачная вода стекала по щекам к открытому горлу, под воротник. И все вокруг было темным и страшным. Накинутый пиджак я зставил тебя одеть полностью. Холодный ветер рвал рубашку на мне.
Путал твои волосы.
II
Каждый день...
Я вхожу в комнату по утрам и вечерам, я....
Освещенные нежно-розовым плитки тротуара казались мне сказочной мозаикой. Теплый ветерок смахивал пыль с наших плеч, кимоно были праздничными. Красивыми. Сшитыми где-то там на заказ. И круглый веер тоже был красивым в нашей руке. Мы держались за одну ручку и шли.
Ветки сакуры были темно-коричневыми, почти черными.
Освещенные нежно-розовым облака казались мне сказочной мозаикой.
Теплый дым вился от земли, потому что было по-весеннему впервые тепло. У тебя в руке еще был зонт, чтобы розовые лепестки не падали нам снегом на головы. Ты держал его прямо, прямо шагая и прямо держа спину. Ты был красив в этом красивом кимоно. Сшитым где-то там на заказ.
Ветки порой цеплялись за рукава кимоно, если мы проходили очень-очень близко от них. А цветы на ветках были сияющими, как будто бы из другого мира, розовые внутри, они к кончикам белели, потом покрывались синей и голубой каймой, светились и искрились. И это было прекрасно.
-Знаешь...
Освещенные нежно-розовым наши ладони порой были и темно-розовыми, потому что на них падала тень от деревьев. Потому что темный ветерок стремился показать жизнь. И что весна только-только распускается.
-Разве весна наша стихия?
Я поднимал голову и смотрел на тебя, ожидая ответа. А ты кивал медленно головой, на палец тебе садилась желтая птичка, пропевала какие-то звуки и улетала.
Освещенный нежно-розовым теплый ветер обрамлял ветки сакуры.
III
Каждый день, если я жив...
Я вхожу в комнату по утрам и вечерам, я жду, что Ты....
Я еще сплю, когда ты уже на кухне что-то готовишь. Так - на скорую руку. Зеленые занавески колыхаются под летним ветром, в квартире жарко, душно, почти - невозможно. И просыпаться тоже не хочется.
Мне снится, что ты лежишь в воде, протягиваешь руку аисту, и он касается длинным клювом твоей ладони.
На кухне еще жарче, потому что там кипит чайник, там вообще невозможно находиться - но ты находишься, делаешь что-то, расставляешь чашки, в зубах у тебя ложка, в руках - сахарница. Время coffe. В белых кружках. Маленьких таких. Пусть ижарко, но coffe - на клетчатой скатерти.
Мне снится, что я лежу по другую сторону озера, тоже в воде - голубоватой и мертвой. Потому что она не течет никуда. Озеро стоит. И будет стоять еще очень долго, потому что аист дотрагивается до твоей ладони, а не шагает на длинных ногах к берегу и не ведет за собой воду.
Тосты, масло, варенье. Ты садишься на разделочный стол, прикуриваешь и вытираешь испарину со лба. Волосы прилипли к вискам, и это тебя немного раздражает. Ты прикуриваешь и вытираешь испарину со лба.
На тебе болотно-зеленая одежда. Она в мелком рисунке цветов. А длинные камыши скрывают тебя с берега, и поэтому ты не беспокоишься. Протянутая рука и мерный звук тишины в твоих ушах - твой образ на эту секунду. Пока белая птица стоит над тобой.
-Тебя дого ждать?
Я просыпаюсь как раз в тот момент, когда мои глаза открываются во сне. И я сажусь на кровати, вытираю испарину со лба, и это меня немного раздражает. И я иду вниз, чтобы увидить, как маленькая белая птичка на твоей ладони дотрагивается клювом до кожи.
-Все замирает?
IV
Каждый день, если я жив или мертв,...
Я вхожу в комнату по утрам и вечерам, я жду, что Ты будешь в ней, потому что я один в ней по утрам и вечерам, если я жив или мертв....
Ты болен, и у тебя из горла идет кровь. И я смотрю на алый закат в нашей кухоньке с зелеными занавесками и разделочной доской, на полу валяется вееер и зонтик - еще с весны нами купленные. На тебе болотно-зеленая одежда, развязанный галстук в мелком рисунке цветов, пиджаком ты накрыт, как и моими руками. Ты в моих руках на полу. Голова твоя на коленях. Из окна открывается вид на луг - зеленый, огромный. Живой.
Ты болен, и у тебя глаза едва приоткрыты. И ты смотришь на белую птичку и желтую птичку, на свое праздничное кимоно. Сшитое где-то там на заказ. На мне мое праздичное кимоно. Сшитое где-то там на заказ. Пальцы мои на твоей груди. Я тебя обнимаю. Глаза мои едва ли будут закрыты, потому что пальцы нервно тебя успокаивают и вытирают испарину с твоего лба. А тебя это раздражает, но далекие раскаты грома и первые молнии заставляют улететь желтую и белую птицы.
Ты болен.
На твоем горле красный тонкий и узкий шарф.
Я болен.
И я говорю тебе медленно, как ты кивал мне весной:
-Знаешь, каждый день, если я жив или мертв, я вхожу в твою комнату по утрам и вечерам, я жду, что Ты будешь в ней, потому что я один в ней по утрам и вечерам, если я жив или мертв...
И ты киваешь медленно, как ты кивал мне весной, и просишь нагнуться пониже.
-Добрый вечер. @ Earl Grey.
V
Каждый день, если я жив или мертв,...
Я вхожу в комнату по утрам и вечерам, я жду, что Ты будешь в ней, потому что я один в ней по утрам и вечерам, если я жив или мертв....
А тебя там нет.
Каждый день...
Ты будешь...
По утрам и вечерам...
Каждый день...
Ты будешь...
По утрам и вечерам...
Каждый д...
Я еду в вагоне метро, потому что уже красный закат. И вспоминаю, как было ли когда-то, что ты лежал у меня в руках, и мы теребили красный узкий длинный шарф на твоем горле, из которого шла кровь.
Я еду в вагоне метро...
Было ли когда-то, что осенниие листья казались мне красными яблоками?
А для тебя я готовил зеленых светлячков, чтобы высыпать их на озеро, ожившее потому, что аист перебежал на берег.
А я скучал.
@музыка: Лонели Дэй.
@темы: БреТ, проза, любимым.