1.
Он проснулся засветло, весь в поту, и с присевшем в ужасе сердцем. Пару минут лежал, прислушиваясь к неуютному телу, отрешённо вглядываясь в набрякший белёсым сумраком оконный квадрат. Мелькнуло вдруг, что квадрат - исключительно гадок. Образец тотальной, во все стороны давящей, стабильности. Равнодушная, массивная, злая фигура, в которую временами хочется упереться плечом, чтобы с треском, или просто шагнуть, или зажмурившись, будто в омут....
В припадке дурной геометрии бухнул мотор, в такт ему произвольно вильнула нога, наткнулась на другую, - ту, что молодая, горячая, сонная, - испуганно отпрянула, чтобы не потревожить, но поздно, поздно!
читать дальше-- Мазда – говно, - авторитетно заявила приподнявшаяся с подушки идеальная голова.
-- Говно, говно, заенька, -- сыпанул во внимательные, безумные ото сна, очи, - согласен, солнышшшко, шпи, ш-ш-ш...
Шуршащий речитатив подействовал безотказно. Мелькнувшая, было, несвоевременная жизнь, благополучно покинула милый взор, и опять ушла внутрь, скрылась за кулисами модной чёлки. С минуту подождав, он осторожно выбрался из уютной духоты.
В беспорядочной груде на полу нащупал джинсы. Достал зажигалку, мятую пачку. Тяжёлые, отчего-то сырые , портки - стряхнул взад. Рассеянно огладил невнятную грудину, от шеи вниз, туда, где так защемило под утро, где сжало до тошноты, где всё уже давным-давно плохо, но о чём лучше молчать. Враждебная испарина вроде как отошла жирным потом, он досадливо растёр тупое беспокойство по рёбрам, и потрусил навстречу вспученному светом квадрату.
Знал,бродяга, что оттеняющая квадрат штора скрывает за собой безопасный лаз в ежедневно опасное утро.
Так вот и вышел, сбоку, в обход, как обычно.
Как вор.
2.
Кошка молча порскнула в ноги, заметалась, сбивчиво и напористо выискивая долгожданную щель. Дрогнув от неожиданности, он с трудом удержался, чтобы в голос не пустить божью тварь по матушке, криво ткнул босою ногой, поддал вдогонку. Обиженно мявкнув, зверь всё-таки просочился в иные миры, и беззвучно растаял, весь без остатка. Хотя....
Огонь бился и тух, желваки плясали, в злости сжеванный фильтр не тянул. Наконец человек прикурил, затянулся быстро и рвано, покосился на свежую кучку. Дерьмо! Тошнотворное кошачье дерьмо. Естественный продукт жизнедеятельности. Приключился маленький казус, не более того, стоит ли нервничать, нет, не стоит, это славный мохнатый дружок, обаятельный котейка, свет и услада той, что видит во сне серебристую хонду....нет, серебристая - импреза....хонда чёрная, точно... держит дорогу, недорога, экономична... не то, что мазда, та, которая однозначно – говно, да...
”Твою мать! Вот оно, говно, вот! Бесплатнее мазды, ешь не хочу, убери его, прежде чем купить то, другое, с тюнингом и страховкой, займись своей скотобазой, с её воньким силосом, избавь от грустных мыслей, дай подышать!”
Чувствуя, как рвутся ввысь накануне употреблённые морепродукты, вдохнул как можно глубже, завалил мокрым дымом пищевод, набил лёгкие по самое нехочу.....Выдохнул уже в окно, прямиком в заурядную волглую хмарь, с вяло подвисшем ноябрьским солнцем. И так безнадёжна была эта небесная лампа, так липок, вязок, удушлив туман, таким непристойным равнодушием фонил пустой двор, что захотелось отчебучить не того, вроде как показательно вздёрнуться на плакучей иве. Нет, логичнее было бы шумно застрелиться. Желательно -- из ружья.
3.
Почему ружьё? Зачем так рогато, грязно, что за штрих?
Потому что картечь. Затем, что два ствола, надёжно, по уму.
Со странным удовольствием он перекатывал в бунтующей голове диковатую тему, наслаждался циничной ясностью гнусных рассчётов.
По уму, хе-хе, в яблочко. А главное – в память. В ту, что порылась где-то там, в глубине, в чёрт его знает каких долях, извилинах; в ту, что под коркой. Разметать прокисшую серую пульпу, развалить биографию к чёрту....
Шаловливый нигилизм тут же сменялся депрессивной констатцией фактов: чёрта нет, как нет ружья, нет картечи. Нету денег на хонду, нет на импрезу, даже на мазду-говно. Посему и любви нет, сплошное сожительство. В наличии только ночные кошмары, технический секс и срущая кошка. Ночной кошмар вылился в повседневный, слипся, как генетический код, родив мутанта, вроде как неспособного к размножению и воспроизводству. И то слава богу, которого, впрочем, тоже нет.
Дряблый туман безразлично свалился в траву, рассыпался горстью дешёвеньких стразов, фальшиво заискрил в мутных лучах равнодушного солнца. Снулая ива, лишённая призрачных покровов, выглядела не заплаканной, а попросту изнасилованной. Стоя по колено в пожухшем бурьяне, растрёпанная и повыдерганная, она жалостливо кривилась вбок, скалилась рваной трещиной по тёмному, мокрому боку. Хрестоматийные багрец и золото скорее походили на перхоть, вызывая раздражение и брезгливость. Криво загребая ногами, к дереву подковылял столь же скорбного вида бродячий пёс, недоверчиво обнюхал подножье, задрал рахитичную, в грязноватых подпалинах лапу, свершил банальнейший акт. Человек с болезненным любопытством вглядывался в беспокойный, будящий ответное волнение, хвост, напряжённо морщил лоб, вроде как силясь вспомнить, отследить нечто столь же грязное и неспокойное, и уже будто вспомнил...
Пёс резко дёрнулся вбок, прижав уши, словно сбитый с ног гортанным окриком. Пара убогих, тёмных, отвратительно шумных мудаков появились из-за угла. Приткнув недопитую сиську “Славутича” прямо в уссанные корни, они беззастенчиво продолжили собачье дело, столь же дикие, но менее симпатичные.
Молдавские гастарбайтеры с ближайшей стройки. Страшный признак обречённого времени. На данном витке эволюции – просто знак.
Знак того, что опять наступило кругом безнадёжное утро.
Человек досадливо сплюнул бычком, повернулся, шагнул....
4.
Кошка скрылась под купеческой масти диваном. Увесистый, как авианосец, он гарантировал безопасность в случае локальных конфликтов. Яростно матерясь, человек пытался торпедировать беженку шваброй. Эффективной атаке противился капитан, чуть помятый, но бескомпромиссный.
-- Какого дьявола ты её пугаешь?! Что она тебе сделала? Ты совсем охренел?!
Туго сопя, враскоряку, поднялся с колен, тяжело посмотрел в рдеющее праведным гневом лицо, отвернулся.
-- Ты не врубаешь, что это – животное! Она ведь не понимает, за что ты её бьёшь!
-- Её убить надо, суку. Замочить. Аннигилировать тварь.
Глухо, отчётливо, честно. Но опять – неуверенно.
-- Слушай, не она тварь, а ты. Ты! Если не можешь понять, что самоутверждаться за счёт животных – подло!
-- Ась? Что ты сказала? Подло?
-- Да, подло!
-- Во, значится, как...
В тихом голосе проявилась счень низкая, тёмная нота. Сильно нехороший, безмысленный тон. Она, как всегда, не заметила.
-- Вот так! И не смей на нё орать!
-- Кланяться ей, засранке?
-- Не надо никому кланяться! Ну что ты уродуешь, а?! Человеком будь, че-ло-ве-ком!
-- Человек не должен кланяться твари. Не должен, и не может. Я не буду.
-- Нет, ты точно бешеный. Кто тебя .....
-- Я кормлю эту безмозглую дрянь, убираю говно, дышу, сука, миазмами, но я не желаю вылизывать ей задницу, обращаться на вы и бить земные поклоны уё....
-- Блять! В моём доме ты не будешь орать на неё матом. Понял?!
Разумеется, понял. Молча отшвырнул бесполезную швабру, резко повернулся, толкнул дверь. Вдогонку неслось что-то про паркет, сороклетуманет, и импотенцию. Кое с чем можно было бы и не согласиться, но он просто закрыл дверь с другой стороны, накинул куртку, обулся, и вышел.
Стопервая кошачья война оказалась стопудово проиграна.
5.
Пил, как уже повелось, страшно и камерно. Под той самой раздроченной ивой.
Первый стакан махнул, было, в социуме. Животный мир попустил, но вот люди оказались критически тошнотворны. Взял пузырь с собой, и откланялся.
Двинул на кладбище, но вспомнил вдруг, что и там люди, только закопанные напрочь, а всё ж общество. Явно, что многие из покойных католики. Или, прости господи, униаты. Мысль о закопанных униатах сразу стала невыносима, и он решительно повернул в сторону дома. Уже во дворе заартачился сердцем – это чей же дом, коли в нём одних скотов привечают, а людям – хрен?! Ноги сами пустились в обход, в сторону частного сектора, где за хлипким забором -- вечное строительство, молдавские нищеброды, и грязные псы. Зато нет паркета, ментов, нету кошек. И костерок можно запалить, наблюдал не раз из окна, как жгут, пьют, закусывают. Никому дела нет, кто и что кочегарит на сорном пустыре.
Грядущий костёр согрел душу, безразличие мира успокоило, звенящий пакет вдохновил. Он привычно перешёл Рубикон. Точнее – просочился в иной мир. Как вор.
Или кошка.
© Copyright: Антон Чижов, 2008*Рычит* Его бы некоторые обороты и фантазию в нормальное русло. Что это?.. Проза?.. Современность? Где Достеовские и Толстые? Никого не судим, но я бы запретил писать тем, кто пишет Это.
-
-
15.11.2008 в 11:35-
-
15.11.2008 в 11:36Возможно, просто мое с таким не согласуется.
-
-
15.11.2008 в 11:42Но всё равно это бред!
да и кошку жаль... обозвали тварью её, ещё и ногой пнули...-
-
15.11.2008 в 11:43-
-
15.11.2008 в 11:49даже если не говорить о видении мира. до келе добралась через 3 строки.
-
-
15.11.2008 в 11:52-
-
15.11.2008 в 11:54В принципе, мне даже хорошо - по крайней мере, я так не пишу.