В моих снах. Непожвижный свет. Завтра важный день. А я - живу для Себя. И не было ни разу того, ради ко-го бы Я жил. Может быть, Он? Так он жил для Меня. Стучу по ритму по вязаной салфетке. Творю? Да я испысываю себя. Чтобы не качаться слезами в сером пустом кресле. исчезая от немецкий рамштайн. И под Волчий Дождь завывая. Копируя стиль. читать дальшеЧуть наклоняешься в сторону - И падает корона... Радуются, смеются сволочи, О, простите, конечно, - Гордые вОроны...
*** Когда я был маленьким, Я думал, что заводские трубы Рождают туманы и облака... Когда я был маленьким, Я не любил целоваться в губы И теплого молока...
Когда я был маленьким, Я не играл в песочнице, Я презирал детей и песок, Когда я был маленьким, Я пробовал на прочность Волю, от смерти зависнув На волосок...
Когда я был маленьким, Я не любил игрушки И рано ложиться спать. Когда я был маленьким, Взрослые считали меня За зверушку И силой укладывали в кровать.
Когда я был маленьким, Я верил В вампиров, ведьм и колдунов. Когда я был маленьким, Я боялся на ночь Открывать в комнату двери И бокалов с красным вином.
Когда я был маленьким, Я мечтал, что вырасту, И куплю собственную квартиру маме, А сам пойду собирать милостыню, Век коротать в гнилостной яме... Потому что там никому до тебя Нет ни времени, ни желания... Здесь точно также, но все пытаются Это скрыть за вежливыми словами...
Когда я был маленьким... Я был наивным С большими глазами... Когда я был маленьким, Вы просто шли мимо, Закрывшись от моего взгляда Шляпами и волосами...
Когда я был маленьким, Я знал, что в душе я для всех Ребенком останусь вечным... Когда я был маленьким, Я стеснялся показывать Собственный смех И немного сутулил плечи...
14.09.2007
А когда я был маленьким. Я помню стул над собой. Занесенные плечи. Тетради. Магию. И. Волшебство. Стрекозиные очки. Машины. Поездки. Фонтан. Он - так похож на меня. Исписаться. До точки. Чтобы понять окончательно. Я хочу Жизни - страданий, страхов и страсти. Это все было и будет. А я. Хочу совсем иного. Я пишу, чтобы не было ПУСТО. В том мире. Который хочу для себя.
Я замерз. Я хочу немного тепла - хоть Немного! А получаю признания в глупости и не-со-вер-шен-стве [сейчас я вру, учтите]. А потом слышу треск корабля. Слышу свист пронзенных пулей азалий. Новый фетиш. Из них моя жизнь, без них - и вовсе са-мо-соз-на-нье. Об-вет-ша-ло-го корабля. Читайте меня, как читает Земфира. А я буду танцевать Цунами один. Пока она танцует ритм танго.
Плевать на Тебя, Вас, Меня. Я - Бумажный Король, я пишу посвящения. Чтобы задобрить - так думают те, на чье мнение я прыгаю с парапета. Меня тошнит от этих мелодий. И. - От вишневого чая.
Да так. Пишу очень правильно. Воплощая в строчках мечты. Лгу в них, вру, а на деле - ничего нет. Монитор, как у всех. Портфель, разговоры о сексе, любви и смерти. А люди - не считаются, что здесь. Каждый все равно сам по себе.
А, я, скидывая тварь на пол. Пушистую, мягкую. Маленькую. Тварь - отнюдь не ругательно. Все мы твари, каждый - отчасти. Раз сказали - мы несколько разные. Иные - в нас есть что-то глупое. Детское, мы просто рисуем. Свой мир. на других опираясь. А я раз за разом создаю мученика. Играю роли. Притворяясь вполне так беззвучным. Пока не накатит волна, после чтения. Еще года четыре, а дальше - семья. Дети, возможно, работа, внуки. Социальная среда, в которой мы - просто от скуки. Дальше - больше. Старость, болезнь. [Если не умрешь раньше от этого] Стихи, проза. Я был Арлекином, лицемером, деятелем искусств, актером. Певцом, художником, музыкантом - всего по ноте. "Maria (14:06): тратишь попусту свое драгоценное время". Погружаясь в пучину жрущего времени, я понимаю, что имею лишь мысль о том, что я - "иной". А жизнь течет своим чередом. Самообманом отчитаться, я - Король. Мне плевать на вас. Кем бы не были вы. Желание сделать подстилку для мыслей, предстать тем, про кого говорят за глаза - иногда. Кого бросил. Стуча кулаком в стену. Называя по-женски "стервой". А я живу спокойно. Хочу зиму. Иную зиму. Ту, другую, невиданную. А получаю в глаза плевки, обиды. Улыбки. Радости, пе-ре-жи-ва-ни-я. А серая тварь рядом играет роль Пажа. При моей мантии из соплей и слез. Рваной тканью игарет роль фота. На челе моей невесты возле цветов. У школы. Там, где отцветала [?] рябина. А я был наивен и верил в чудеса. Я хочу Жизнь. А не заменитель сахара. Но, если подумать, - мы все давно загодя мертвы. От этого жутко.
*** Чуть наклоняешься в сторону - И падает корона... Радуются, смеются сволочи, О, простите, конечно, - Гордые вОроны... Поровну, разделить тело поровну, Разделать, пустить на корм, Не чувствуя вкуса горечи... За полночь я приду к тебе В одежде оборванной, Не пугайся - я прямиком Из ада... Только знакомым Дьяволам про меня Говорить не надо. Ночная прохлада Обнимет, как мать, Прижимая к груди... Ты кивнешь на кровать, Скажешь, мол, Чего уж тут - проходи... "Oh, my sweetie, My pretty doll!.." - И я прохожу, Я сажусь на пол, Мое английское Альтер-эго, Давай доставай Мартини, а лучше Виски Со льдом, Можно - Со снегом... Я, конечно, Путем побега Ничегошеньки Не достиг... Но мир так велик И времени Дофига... Какой у тебя Шарфик Хорошенький, Цвета Топленого Молока... -Новый? Недавно купил? -Yea... -Oh, darling... Ну, в смысле - клево Хочется, сказать Для пафоса Ласково - Fuck me Or kill... Не говорю, Прикуриваю Сигарету С привкусом Соли... А от твоих Поцелуев Голова Болит, Как от букета Магнолий...
Я грызу шоколад. В темноте. Словно за окном ночь, - а всего шесть вечера. Стрелки часов - пьяны, стрекочут медленным ритмом. Штторы. Белые. Пролине? Шоколад, шоколадный ликер, коньяк. Я не пил никогда. У меня нет штор. И сейчас только семнадцать ноль две. Пиджак - и его нет, шляпа, трость. Камзол, браслет, рубашка, ленты. Клавиатура, старые гравюры и собственные натюрморты. Мечты о прошлом и сцены в танце - театр актера. Незаметного. Обветренная темнотой душа. В углу ползет за гроши по железу. Красному. Горячему. Мельница, тишина. Написанное черной ручкой на чайной бумаге. В пятнах. Читая Сэйджо. Неумело. Подражать. Бежать. Падать. Бежать в попыхах. Бояться и злиться - ветер несет аромат. Пиона. Счастье, рождение, - техника глупая, бесполезная. А освобождение - во венам, пошло, бессердечно. Точка... По ритму настроения. Адцки настроены. Офицеры. История будет невечно. Как мы... Шоколад на фольге. Попытка. И гарда. И пролине. Шоколад на губах. На тебе. Ода себе. Несчастному мерзко - причина в тебе. My favorite geme. My Doll. Мальчик лукавый. Леди. Кашемир на тряпье. Семнадцать ноль два. Процента. В полночь я уйду. Хочу развернуться лицом. К двери. Отнюдь не твоей. Я люблю...
Никому и ничего не искать. Ломаная речь. Просто - сложный стиль. Просто попытка.
*** Ты улыбаешься Господину, Он заплатил За весь день. У господина - Весь дом В картинах. Господин Расстегивает Ремень. Смотрит, Трогает потно. Сдерживая Тошноту И рвоту, Прижимаешься Плотно К его животу. У господина Жена И двое детишек. Вечный жар От вина И вонь Из подмышек. Господин Требует Спуститься Ниже. Господин Любит послушных. Завтрак наружу Просится. Господин С благородной Проседью, А ты - чучело Огородное, С кучером Путался За три гроша. Душа Перепродана, Родами мучилась Зря твоя мать. Господин Укладывает В кровать, Хватая руками За талию, Сопит над тобою Натужно. А ты думаешь - Наплевать, Дали бы только Поужинать.
Time. Затягивает меня, словно в омут. Эта неторопливость течения кафе с белыми азалиями, эти близнецы и мальчик-с-вишневыми-глазами, этот светлый Люмьер, и эти девушки - Камелия и Ниа. Альер Адлер - с крупицами грусти в глазах, с белым в русых волосах. И это дааалеко не все персонажи. Почему у меня нет ноутбука личного? Писать ночами, пока и второй глаз не заболит, описывать эти сцены, эти движения, от которых тело двигается само. Почему?.. Сегодня не кончится никогда. (С) Флёр. Точно вымерять каждую фразу, потому что от этого все зависит - убирать то, что чувствуешь - в это сдержанно-ровное повествование не может вклиниться, и видеть девушку с красными волосами на крыше, с V-образным вырезом на бежевом свитре. Я их люблю *качается*. Со мной давно такого не было - смаковать каждую строчку, просто не раздумывая над будущим далеким - а ведь будет много историй про этого мальчика, про Фэя с иссиня-черными волосами, про сестру, про еще многих. Вэй, это ощущение, когда Атмосфера рисуется, когда Они Живут. Поймите те, кто пишут, я обожаю это состояние. НеНаДоЕдАнИя персонажей. Я не знаю их ни одного до конца. Почти. Я не знаю, какие они, они показываются мало и каждый по-своему.
Все-таки ужасно ностальгический тип. Или просто сенитментальный?..) Вспомнились отчего-то губы в шоколаде. Сладкие и как специально в этой конфете... Наверное, все зима))) А вот прозу написать не получается... Нет стихов на эту тему, а пару строк об этом ощущении писать не хочу, а это было лучшее, пока что.
Всякую чушь выдает гугл. У кого есть статьи Бережновой "Формирование методологической культуры учителя" и Загвязинского/Закировой "Идея, замысел и гипотеза педагогического исследования"?
В общем, на английский, математику, конспекты, книги, культуру речи и историю я забил. Я сажусь писать, дописывать сцену в кафе, и вообще вся история уже есть в голове, осталось лишь включить музыку, под которую писал и продолжить...
Пробило на стихи. Купил в пятницу М.Л. Спациани, сегодня - Климова. Скоро куплю По и Бернса. И еще кучу всего, хотя деньги бы надо на НГ собирать, но влом. Будем без подарков, заявили мне, и мне по шут. На коврике лежит котенок - кошка на днях умерла, взяли нового, вот он теперь валяется, приходится мышкой по столу шкваркать. Счас тут все сделали, зайдем в контакт, на форум и пойдем заниматься - я заметил, что настрой на учебу появляется часов в шестнадцать и до часов восьми-девяти. А потом будем писать свое Time.)))
Если подумать, мне могло и показаться это. Я не уверена в том, что видела. Возможно, это был просто кто-то очень по-хожий на Фэя, кто-то с такой же внешностью и голосом, но все-таки – не он. Наверное, я просто слишком часто вспоми-нала его в последнее время.
Я брела по забытым дорогам Неразгаданных, ветхих миров… 1 Я не знаю точно, что он хотел сказать мне там, на крыше. Боль моя, что поглощала когда-то полностью разум, ушла, но надежда на то, что все это – просто затянувшаяся шутка, осталась. Он сказал, что к нему ведет потерянное, и сердца наши стремятся к нему. Но на самом деле, стремятся к нему наши надежды, которые он воплощает в реальности, прося за уплату всего лишь контроль над нами через кусочки сокровенный тайн сердца. Но я, как и многие, не считаем это слишком большой платой. И точно знаю, что когда-нибудь и я попрошу его об одолжении, расплачиваясь незнанием собственной судьбы в его руках.
На перемене было тихо. Первое полугодие заканчивалось, и до желанных каникул оставалось всего лишь написать контрольные и посидеть на еще нескольких лекциях. Новенький, сидевший у окна на третьей парте, казалось, был ув-лечен лишь видом заснеженного школьного двора. Он был пуст, бел, падающие хлопья снега сводили на нет всю работу по расчистке сугробов. Семнадцатилетний парень сидел именно на парте, подперев подбородок рукой и прикрыв глаза. Волосы, растрепанные немного, темно-русые, но словно в коричневый добавили каплю белой краски и размешали, обрамляли неширокое лицо с прямым носом и тонкими губами. Пальцы сняли аккуратно прямоугольные очки с пе-реносицы и положили их рядом на холодное дерево. Сейчас в классе было пусто – многие были в столовой, возвраща-лись с пластмассовыми стаканчиками, наполненными обжигающим дешевым кофе и несладким чаем, и уходили снова. Из коридора, когда открывали дверь, слышался смех, разговоры, шум, крики младших классов и звуки быстрых шагов. Здесь же, в этих четырех стенах, окрашенных приятным цветом, никого не было. Послышался тихий полуоблегченный выдох: круглые серебряные часы закрылись в узкой ладони, едва длинная стрелка подошла к тридцати пяти минутам десятого, и прозвенел звонок на урок. Шорох ткани, – серого с белым подкладом пиджака, стал первым, более ли менее громким звуком в кабинете за по-следние пятнадцать минут. Красный галстук с серой брошью в узелке спускался с воротничка рубашки на грудь, небольшие пуговицы рукавов звякнули о парту, парень поправил расстегнутые манжеты со светло-фиолетовыми вставками из атласа и снова повер-нулся к окну. За тот урок он услышал о себе много мнений, переданных шепотом и записками с мелким почерком, но, ни разу не по-вернулся. Все, что занимало его – это низкие тучи, падающий снег и голые деревья. Новые места его чаще всего пугали, если там были молодые люди, а тем более – сверстники. Общий язык проще нахо-дился с взрослыми или с маленькими детьми. Мел ударял о доску, тихие смешки и шелест переворачиваемых страниц сопровождали эти сорок пять минут занятия, рука, сжатая в кулак, закрывала губы, опираясь о парту. Взгляд переместился на листок в тетради, где проступали синими чернилами буквы витиеватого и чуть неразборчивого почерка. Vita nostra brevis est.2 Парень положил голову на парту, под руки, наблюдая за тем, как рождаются строки вновь и вновь на блеклых клетках. Как ты думаешь… Появлялось, то останавливаясь, то идя дальше, послание. Жизнь наша коротка. Если бы нас не было, кто-нибудь другой имел бы право занять наше место? Или все происходящее с нами – в руках Всевышнего Бога, наблюдающего день и ночь за нашими действиями? Тогда почему он не вмешивается в ход истории, а предоставляет это джокерам и козырям в рукавах своих, выставляя их белыми пешками по кругу развития человечества? Homo erectus. Homo sapiens. Глаза, выцветшего голубого шелка цвета, внимательно и сосредоточенно несколько раз прошлись по буквам, но ответа так и не последовало. Синяя широкая лента с запястья проскользнула по тетради, когда рука закрыла ее. Снова взгляд в окно, где ничего по-прежнему не изменилось. Только через пару секунд вышла девушка в легкой корот-кой курточке и беретике из темно-зеленого материала. Девушка постучала каблучком сапожек по снегу, раскрыла зон-тик, что держала в руках вместе с рюкзачком. Кажется, это круг лайма теперь двигался по заметенной дорожке к воро-там. В тот момент, когда девушка скрылась из виду за поворотом, на обложке тетради проступили вновь буквы, но уже совсем другого – неряшливого и быстрого почерка зеленых чернил. Не скучай, my friends. Здесь тоже бывает весело, а тебе так идет улыбка. За нее я расскажу тебе даже то, что сама не знаю. И за твой поцелуй. Улыбка и вправду коснулась губ. Парень покачал головой, перевел взгляд на доску с математическими формулами и примерами решений простейших задач. Пальцы машинально крутили ручку. -Прости… Меня зовут Камелия. Он повернулся, остановив движения ручки, на голос. Это была девушка позади него – невысокая, с немного неправильными чертами и серыми глазами. Короткие темно-красные волосы с длинной челкой, разделенной на две части, пальцы, держащие вертикально перед собой книгу и тет-радь. - Тебе не нравится здесь? Обеспокоенный голос немного нервировал и выводил из равновесия. Голоса людей, которых он не знал, делали его одиноким даже в самой большой компании, принуждая отвечать хотя бы несколько ничего незначащих фраз. -Нет, все в порядке. Она наклонила голову набок. -Правда? Я рада. – Девушка дружелюбно улыбнулась, ложа голову на книгу. Вчера, когда он впервые появился в их классе, он назвал лишь свое имя. Альер Адлер. Кажется, ему было семнадцать лет, и он жил то ли один, то ли с каким-то родственником. А еще… Он очень любил высоту. -Тебе.… Нравятся высокие места?.. Нерешительность в голосе диктовалась скорее тем, что вчера она случайно узнала об этой его особенности. Идя со школы после дополнительных занятий, заметила стоящего возле ограды крыши парня. Но окликнуть не решилась. Вряд ли бы он ее послушал. Да и узнала она его лишь вот по этой развевающейся на ветру ленте на руке. И была рядом с ним Ниа Кофа. На взгляд Каме – одна из тех девушек, которые хотят все получить сразу и без проблем. Возможно, они были знакомы до того, как он перевелся сюда?.. -Немного. Парень тут же повернулся к окну, прерывая разговор, а Камелия вздохнула тяжело – кажется, ему не очень-то ком-фортно в этом классе. Или он просто не привык к новой обстановке и пока не знает, как вести себя? «Время покажет». Но осадок от неудавшегося разговора остался в душе, заставляя невольно смотреть туда же, куда и бывший собеседник – на школьный двор, вернее, на его маленький кусочек, который открывался ей с этой парты. Было видно пару деревьев и бесконечно падающий медленно снег. Альер отсчитывал про себя по привычке минуты – оставалось около десяти до звонка с урока. Немного развернувшись, достал осторожно книгу в светлом переплете, положил на колени и открыл наугад. Минуту смотрел бездумно на страницы с печатным текстом, потом взял очки с парты, едва не уронив их, и одел, попра-вив двумя пальцами. Вряд ли он когда-нибудь в своей жизни мог похвастаться отличным зрением. «...И многое, чего я не назвал, - Прекраснейшим Венецию считали. Тот шумный век, что мною здесь воспет, Еще застал ее былой расцвет…» 3 Девушка прикрыла глаза – эта картина зимы убаюкивала и заставляла глаза закрываться. Приходили на ум старые вос-поминания – как она со старшим братом сидела летом у фонтана на центральной площади и кормила голубей. Маленькая девочка смеялась, кидала хлебные крошки птицам, смешно бежала за ними, стараясь поймать за белое крыло. Падала, но даже не плакала – лишь смеялся еще радостнее, обнимала брата за шею и показывала на крылатых созданий, взметнувшихся вверх, к яркому солнцу, слепящему глаза. Казалось, если протянуть руку, то это солнце можно поймать в кулак и перенести в холодную воду фонтана. Пальцы тихо перелистнули страницу, но голубые глаза смотрели вбок – настороженно и немного устало. Странное вы-ражение безразличной грусти – так смотрят врачи на родственников умирающего пациента, потому что видели сотни подобных случаев в своей практике. Они уже не трогают душу, но какую-то дань уважения нужно отдать безутешным родителям или невесте. Небрежно-медлительное движение рукой ко лбу, и он запустил пальцы в волосы, и снова продолжил свое чтение, ста-раясь не обращать внимания на так некстати подвернувшуюся соседку со счастливыми воспоминаниями, плавно пере-текающими всегда в безысходную тоску. -Прекрати. -А?.. – Девушка удивленно повернулась на чистый и звонкий голос парня, собиравшего книги и тетради со стола. Серые глаза смотрели непонимающе и ожидающе, но Альер даже не повернулся и, последний раз взглянув в окно, вы-шел из кабинета одним из первых, - через полминуты после того, как прозвенел звонок.
На крыше было холодно – поднялся ветер, и с каждым разом он взметал вверх целые фонтаны снега, осыпая колючей крошкой. Но тучи и не думали расходиться – все также нависая, они грозили новым снегопадом в самом скором времени. Когда Альер вошел по лестнице наверх, там уже стоял человек – повыше мальчика, в шерстяном расстегнутом пальто, руки засунув в карманы джинсов. Светлые, почти белые волосы лежали аккуратно на спине и по обе стороны от лица на груди. -Ты уже здесь, Люм. Я рад. Мне совсем не нравится тут быть одному, а переписка с Фэем сегодня направлена на фило-софию. – Альер подошел к парню, зябко передернул плечами и обнял себя за плечи, смотря вниз, туда, где сейчас были люди. Они казались намного меньше, чем есть на самом деле, но можно было различить движения рукой кого-нибудь из них или услышать громкий смех у крыльца школы. Memento, quia pelvises.4 На ум пришла строчка из какой-то книги. На плечи мягко опустилось черное теплое пальто, пахнущее пионами, хризантемами, каплей цитрусов и сигаретами. Адлер, скрестив руки, держал его за воротник и чувствовал на голове прохладную ладонь, проводящую по волосам. -Для меня просьба от кого-нибудь? Голубые глаза наблюдали за молодым человеком, прислонившимся к железной ограде. Пальцы одной руки держались за нее, а второй – держали зажженную сигарету у рта. Серый дым сразу же растворялся в январском воздухе, оставляя после себя лишь едва уловимый шоколадный запах. Наверное, ткань пальто скоро пропитается и этим ароматом. Парень вновь выдохнул дым и, усмехнувшись, посмотрел на кутавшегося в черную одежду Адлера. Луч солнца скользнул по лбу, по овальным солнцезащитным очкам на нем, опустился кристалликами света на белую футболку и погас. Очередная туча прекратила бессмысленный солнечный бег. Люмьер подошел к мальчику, сел на корточки перед ним, держа в зубах сигарету. Рука скользнула в карман пальто, достала незапечатанный желтоватый конверт без марок и штемпелей. -Держи. – Голос был твердым, немного низким. Люмьер сел на занесенный снегом бетон, вытянув одну ногу, а на вторую – согнутую, положил руку. Казалось, с каждым выдохом серый дым сначала обволакивает его, а потом стремительно исчезает, пропитывая белые волосы запахом чуть искусственного шоколада. Небо было похоже на океан из непрерывно крутящихся медленно волн, и где-то там, за этими мрачными облаками с переливами и линиями из монохромных цветов, сияло ярко зимнее маленькое солнце. Пока мальчик рядом вытаскивал сложенный вдвое листок и читал, тусклые зеленые глаза отражали неспешное плавание неба, пока постепенно не закрылись. Теперь отражение жило лишь в полупрозрачных стеклышках очков. -Даже если я и найду это... В чем смысл?.. Vita nostra brevis est. -Ну, разве ты должен такими вопросами задаваться, малыш? Клиент сказал, что ему это надо, а значит, ему это надо. Твое дело - всего лишь выполнить курьерские обязанности и доставить товар. – Спокойно отвечал голос, не задумываясь. Жизнь наша коротка. -С этой минуты мои часы идут на выполнение заказа. Плата, как обычно, будет взята после выполнения. Люмьер медленно кивнул головой. -Эй, Люм… -Что? – Лениво-бесцветное одно слово, под снова идущий снег и падающий на лицо, остужая его, соприкасаясь с кожей рук и похожими на него мягкими волосами. -Снег похож на пепел, правда? Как светящиеся фонари во тьме. -Не знаю, малыш. Может, и похож. По дороге к дому была темная улица, где уже в шесть не было ни единого человека. Вчера, прогуливаясь по ней, могло показаться, словно идешь по белому туннелю, а по краям – темные громады чего-то неясного. И под прямоугольниками фонарей кружились хлопья, и небо было всеобъемлющим, темно-синим и глубоким. Узкая ладонь с синей лентой легла на плечо парня, спина прислонилась к холодной решетке. Лицо запрокинулось на-встречу бело-серым тучам, ловя ресницами капельки тающей воды. -Зачем идет снег?.. – Шепотом спросил он в пустоту, стараясь не разрушить образ создавшейся тишины – звонок на урок уже прозвенел, и все были в классах. В ладонях оказалось что-то мягкое и небольшое, ветер принес запах шоколада и исчез. -Прости! Я не хотела тебе мешать. Просто пришла сказать, что урока не будет. На том месте, где сидел парень, снег заметал следы, а перед глазами стояла та девушка из класса. -Я так и знала, что найду тебя здесь. - Держа у груди учебники, девушка прошла осторожно к однокласснику, осматри-ваясь по сторонам. - Я… Просто видела тебя уже здесь, случайно… Кроме нового знакомого, на крыше никого не было. - Ты не собирался идти на урок, кажется, да? Тебе не одиноко здесь одному?.. Адлер раскрыл ладони – в них лежал цветок белого шиповника с шелковистыми лепестками и венчиком темных тычинок в центре. Белый цветок лежал на теплой коже, а дальше фоном был снова лишь снег под ногами и черные носы туфель. Голубые глаза прикрылись, улыбка скользнула по губам. Камелия, убрав книги в рюкзачок, наклонилась немного вперед, смотря на Адлера и ожидая хоть какого-нибудь ответа. Но, кроме тишины и шагов к решетке девушки, ничего не было. Наверное, наименьше знал Альер о Люмьере, с пальцев которого всегда срывался свет в темноту, и сам он приходил, если тьма обволакивала кругом, и снова исчезал, как только она едва-едва рассеивалась. Тихий смешок сорвался с губ, рука сжала летний цветок в пальцах, пропуская лепестки сквозь них и сминая шелк. На нем оставались рваные пятна темных тканей, крупицы высохшей пыльцы… -Ты странный. Почти не разговариваешь, на крыше один… Может, у тебя что-то случилось? Мягкие ладони девушки взяли руки Альера, Камелия улыбалась, склонив голову набок и вновь чего-то ожидая. С ним тяжело было разговаривать. С пустотой всегда говорить тяжело. «Ну же, скажи хоть слово…». Думала она, чувствуя себя безнадежно глупой, и придя сюда – почти целенаправленно его увидеть, и даже взяв его за руки. -Расскажи мне, и вместе мы обязательно найдем выход! Он всегда есть, поверь. – Кивнула она, в то время как Адлер удивленно смотрел на цветок и свои пальцы, прижатые друг к другу чужой ладонью. -Отпусти. Это было сказано так спокойно, что девушка тут же разжала руки и прижала их к груди, как совсем недавно – книги. Отвела серые глаза, сжала губы, встала спиной к решетке, прислонившись к ней и не разговаривая. В плиссированной черной юбке и школьных туфельках было холодно стоять на снегу под ветром, а бежевый свитер с V-образным вырезом и блузой под низом тоже не особенно грел. -Прости… Камелия закусила губу, искоса посмотрела на парня. Невысокий, худощавый, пиджак лишь накинут на плечи, но не одет нормально. -Я.… Не хотела тебя обидеть. – Молчание. – Я просто решила, что тебе, должно быть, одиноко, или ты не знаешь, как завести новые знакомства здесь. – Она помотала головой, убрала челку с одной стороны, заправив ее за ухо. Смотрела девушка только себе под ноги. – Я… Я, сама не знаю, зачем я… -Забудь. -Что?.. – Камелия смотрела расширенными глазами на парня, стоящего рядом – одна рука его была прижата к решетке, вторая заведена за спину. Лицо было столь близко, что, казалось, любой шепот можно было идеально услышать, разо-брать каждое произнесенное тихо слово. Адлер смотрел в серые глаза сверху вниз, видел тающий постепенно снег на медных волосах и ремешок рюкзачка на плече. Прижался лбом ко лбу девушки. -Все поиски потерянного ведут ко мне. Своего и чужого. Все расплачиваются за вновь обретенное своими самыми со-кровенными тайнами, отдавая кусочек души в руки искателя. И ты неосознанно здесь по этой же причине. Не ищи больше встречи со мной, не нужно тебе это. Камелия хотела что-то сказать, но закрыла рот, так и не начав фразу. Луч солнца, вырвавшийся из-за туч неожиданно, скользнул по броши с четырьмя лучами в галстуке парня, прошелся по пуговицам и остановился на одной из них, делая ее золотой, блестящей. -Мне пора. А ты не стой на ветру. Девушка смотрела вслед Адлеру, поднявшему у дверей ладонь, с зажатым между пальцами за короткий стебелек белым цветком, в знак прощания. Она долго еще стояла, наблюдая за кружащимся снегом, держась за ячейки железной ограды, просто молча, ни о чем не думая. Как-то пусто сразу стало без этого человека здесь, и солнце было совсем другим, и тучи его закрывали намного чаще. -Возможно ли так… Камелия повернулась лицом к школьному двору как раз, когда он шел по дорожке к воротам. Неторопливо шагая, держа на согнутом локте куртку. «-Ты странный. -Отпусти». Снова отвернулась, подняла лицо к небу с тучами и кусочками синего неба в просветах, закрыла глаза и глубоко-глубоко вдохнула холодный воздух. Отряхнув с головы снег, пошла к двери, ведущей на лестницу к этажам. В школе было тепло и шумно, - и совсем не было зимы. Идя по коридору, остановилась у одного из окон, но парня уже, конечно, не было. И, идя дальше, она улыбалась, ста-раясь не замечать, как ладони прижимаются к бьющемуся сердцу. На углу от ворот школы лежал измятый белый цветок, - шиповника, кажется, цветущего только летом.
Комната была пропитана запахами благовоний – ароматные палочки тлели, обволакивая все тающими струйками дыма. После ветра белые волосы были растрепаны и лежали неаккуратными прядями, путаясь и залезая на глаза. Люмьер сел осторожно на кровать, на светлые покрывала, и провел тыльной стороной ладони по щеке человека, ле-жащего рядом. Курчавые волосы, особенно отросшие на висках, закрытые глаза, лицо с низким чистым лбом и по-детски полные губы – образ маленького мальчика двенадцати лет. Здесь не было не единого цветка, свет днем проникал сквозь раздвинутые немного шторы, а под потолком висел бу-мажный красный журавлик. Стены в красно-золотом рисунке создавали ощущение теплоты и чего-то действительно далекого от зимнего пейзажа за окном. Над кроватью и на полупрозрачной белой ткани балдахина висели на серебряных нитях золотые звезды сусального золота, вращаясь вокруг своей оси, если их затронуть пальцем. Молодой человек отвел глаза от лица мальчика, не убирая руки с его щеки. Блеклая зелень глаз провожала вверх тонкий дымок с одной из палочек. Пальцы хранили до сих пор ощущение желтого конверта с просьбой внутри. -Да-да! Расскажи, расскажи мне! – Заговорил тонкий голосок, увлеченно закивала русая головка мальчика у кровати, пальчик был прижат к губам. -О, нет! Как можно! Я совсем-совсем не умею рассказывать! – Отвечал ему второй голос. Точно такого же мальчика, скрестившего пальцы как в молитве. Разноцветные глаза – правый карий и левый голубой смотрели в потолок с кружа-щимся журавликом, под левым глазом была черная звезда. -Отпусти меня! Иначе я буду ругаться, и топать ногами! – Первый мальчик перевел разноцветные глаза на Люмьера и охнул. Голубой правый глаз оказался зажмуренным. Звездочка под ним была ясно очерчена чьей-то рукой. - Я страшен в гневе! -Прости, прости меня, друг мой! – Бросился в объятия брата, прижимая к себе и обнимая того за шею. Через секунду двое, замерев в такой позе, стояли перед кроватью, - в совершенно одинаковых одеждах. Две пары раз-ноцветных глаз со звездочками под ними, настороженно и не отрываясь, смотрели на посетителя. -Ты всегда приходишь ко мне, если становишься не уверенным. – Лежащий на кровати мальчик открыл темно-вишневые глаза, повернул медленно голову. – Не беспокойся о нем. – Глаза с короткими ресницами на мгновение закрылись, пальцы рук, до того неподвижно лежащие на покрывале, дрогнули, но настоящего движения так и не произошло. – Однако… Один из мальчиков-актеров прижал вдруг руку к груди, а вторую – ко лбу, откинувшись немного назад. -Ах, мой милый, милый! Так тяжело скрывать от тебя свою боль! – Голос стал из трагичного серьезным. – Я так хочу узнать тебя еще ближе! -Хех. – Одновременно усмехнулись близнецы. В единственном зеркале – узком и поцарапанном, промелькнул и растворился взметнувшийся вверх дым от палочки со сладковатым и знакомым ароматом, по кусочку солнечного полотна в разрезе туч, по прямоугольнику света прошелся он. И – исчез. -Ему нужен кто-то, кто будет за ним присматривать. – Вишневые глаза смотрели в потолок. Два мальчика кружились у постели больного, держась за руку и выкрикивая те фразы, которые были произнесены когда-то и кем-то – прошлое, настоящее, будущее. Широкие рукава рубашек, завязанные у манжетов золотыми нитками, казались порой крыльями…
В кафе было очень тепло. Казалось, сюда приходят непременно в снежные дни, когда небо скрыто за тучами. Коло-кольчик откликнулся на открываемую дверь. -Простите. Мне нужно видеть хозяина кафе. Альер Адлер. Да, так и передайте. Мальчик сел за один из столиков, подпер подбородок рукой, открыл телефон. Длинные гудки раздавались вслед наби-раемому номеру, но голоса так и не было. Народу не так уж и мало в кафе, в воздухе витает аромат свежезаваренного кофе и выпечки. Цветы в кадках и мягкие диванчики, рассчитанные на компании по четыре-пять человека, добавляют еще больше уюта. Адлер прикрыл глаза – здесь было так спокойно. Безопасно. Расслабиться, откинуться назад, заложив руки за голову. -Давно вас не видел, Альер. Приятная неожиданность. – Теплый голос проговорил это медленно и плавно, пряди каш-тановых волос лежали в хаотичном порядке, длинные руки были скрещены на груди. На низком лбу проступали едва заметные морщинки, они же были и в уголках суженых глаз карих глаз. – Видимо, вас ко мне привело очередное дело. Вам стоит найти себе личного медиума, чтобы лишний раз не посвящать чужих в детали. – Человек, лет двадцати пяти, опустился на диванчик напротив. Перед ним и мальчиком появились чашки с горячим кофе. – Спасибо, Элиза. Девушка, улыбнувшись и посмотрев краем глаза на гостя хозяина, отошла к другому столику. Здесь она этого мальчика видела не в первый раз, видимо, они были родственниками, хотя и разительно отличались. Она вновь кинула взгляд к их столику возле окна – друг напротив друга, с поднимающимися от чашек струйками аромата. Куртка и шарф мальчика висели рядом на вешалке, хозяин был в черном свитере, грел о чашку пальцы. Белые азалии на подоконнике похожи были на снег. -Хорошего медиума найти тяжело, а ты всегда меня вручаешь. И я тебе должен уже больше, чем кому бы то ни было, Габриэль. – Улыбнулся мальчик, смотря на собеседника. Если кому-нибудь и мог он доверять, то только ему – этому теплому и ласковому человеку, всегда и ко всем обращающемуся на «вы». – Как у тебя дела? -Мои дела всегда одинаково хорошо. Полагаю, у вас тоже, раз появилась работа. Мальчик смотрел в свое отражение в черном кофе, молчал. На губах улыбка словно застыла, превратилась в маску. По-степенно образ растаял, на глади напитка проступил другой – хитрый и лукавый, с взъерошенными, иссиня-черными волосами и ярко-синими глазами. Бусины, заплетенные в волосы нитью, и дым от сигареты, с поворотом головы и при-открытым ртом. На чашку опустилась ладонь. Габриэль, чуть привстав, смотрел на мальчика. -Прости, Габриэль… Ты прав. Пока у меня есть, чем заняться, со мной все в порядке. К тому же, с Фэем некогда скучать. Да и, сегодня, например, получил весточку от Нии. И Люмьера видел. Значит, все хорошо. – Адлер прикрыл глаза, глу-боко вздохнул. Пальцы сняли брошь и расслабили галстук. – Тревожно просто как-то. Погадай мне. -Как скажете. – Габриэль вытащил колоду карт, перетасовал. – В чем же очередная просьба? Что мне нужно найти? Карты ложились рубашками вверх – идеально белыми, с тонкими линиями-узорами серебряной и черной краской. Го-лубые глаза наблюдали за ловкими движениями рук. -Листы старинной книги. Тот, кто прольет на них каплю крови, узнает о своем ближайшем будущем. Так говорят… - Все тише и тише произносил слова Альер, сердце билось быстрее. – Мне нужно найти, где эти листы сейчас находятся, и принести заказчику. Но… - Зашептали губы. - Вряд ли это ему поможет. Первая карта оказалась перевернутой – стилизированная дева-ветер, с шумящими листами вокруг. Следом за ней Габ-риэль перевернул вторую карту – на поцарапанной поверхности рассеянные в хаосе капли. Четыре треугольника карт по порядку были перевернуты. Две оставалось в центре. -Думаю, тебя в будущем будет ждать удача. Дорога окажется непростой, но ты преодолеешь все препятствия. Тебе просто стоит быть немного осторожнее. – Улыбнулся и собрал карты мужчина. – Теперь же то, что касается листов. Мальчик смотрел сосредоточенно и внимательно, украдкой про себя вздохнув вновь, но уже намного спокойнее. -Я рад… Объяснение своей тревоги он не мог подобрать, но если Габриэль сказал, что все будет в порядке, значит, так оно и будет. Карие глаза молча отметили дрожь рук мальчика, странно-нервное движение, словно он хотел взять мужчину за руку, но в последний момент передумал. -Вскоре все наладится. Плохого не будет ничего. -Cui bono?5 Я только лишь ваш слуга. Кому выгодно успокаивать меня?.. Лишь за тем, чтобы я снова стал стабилен в своих решениях. – Альер грустно усмехнулся, держа руки у воротника рубашки. – Полтора года я уже выполняю эти заказы, и все они одинаковы. Найти, доставить, взять плату. В моем мозгу уже тысячи историй и тайн. А я… - Он провел рукой по лбу, закрыл глаза. – Прости. Я ненавижу зиму. Она действует на меня плохо. Голова повернулась к окну, губы упрямо сжались, чтобы не произнести больше не слова. -So di mare d` autunno piu lunghe di un` infanzia…6 Альер, ну, разве так впервые? Виновата не зима, а ты просто устал. – Мужчина повернулся к улице, подбородок положил на руки. – Что ты хочешь узнать у меня, кроме этих листов? Я отвечу на любой твой вопрос. Нежные и бархатные лепестки на фоне зелени… -Как называются эти цветы? И почему здесь мне хочется рассказывать обо всем? И зачем идет снег? – Он замолчал на минуту, сжал пальцами белую ткань и смял галстук. – И когда отцветает шиповник? Почему все так медленно в этот день… Габриэль очень мягко улыбнулся, отпил из кружечки кофе, прикрыл глаза и снова открыл. -Это азалии, а шиповник отцветет осенью. – Габриэль поднялся. - Снег скрывает под покровом всю грязь, и ты когда-нибудь поймешь, что он скрывает и все мысли. Он – твой союзник. – Два шага хватило, чтобы подойти к мальчику и, положив руку на плечо ему, коснуться темной макушки губами, договаривая мысли. – Здесь тепло, и ты расслабляешься. Поэтому и, кажется, будто все хочешь рассказать. Ты для этого мира – человек, который хранит все тайны, и который хранит их в молчании. Ты – хранитель истории каждого из нас. Любого из всех. – Секунда молчания, и желанные строчки подсказки. – А там, где разливались воды красных рек, воскрес из празднеств сад, все в желтое одет…